ФАНТАЗИИ ОФИСНОЙ МЫШКИ - Страница 34

— Ну уж нет! — возмутилась я. — Нечего брать меня «на слабо»! Я не поддаюсь на провокации! Одно дело — принести вам поесть, купить для вас всякие мелочи, — я покосилась на турецкие «боксеры», — но совсем другое — пробраться в кабинет и выкрасть ключи! Вы подумали, что будет, если меня застанут на месте преступления? В глазах милиции я сразу же превращусь в вашего сообщника!

Произнося эти слова, я уже поняла, что сделаю все, о чем он просит. Потому что я, и только я знала, что на самом деле он ни в чем не виноват, что он никого не убивал… а вот я — я, разумеется, не была его сообщницей. Как раз я и была настоящим убийцей… хотя абсолютно не помнила, как убивала Меликханова.

Видимо, Антон Степанович по выражению моего лица понял, что я сломалась и готова выполнить его просьбу, достать для него эти ключи, потому что сразу перешел к следующему пункту.

— Остается еще один большой вопрос, — проговорил он, опустив глаза. — Куда мне деваться, когда я уйду из банка? Домой возвращаться мне никак нельзя, там меня наверняка караулят…

— А вот кстати, — неожиданно осенило меня, — как вы объяснили все происходящее вашей жене? Она в курсе, что вы не пустились в бега, не выехали из города в бетономешалке, не пересекли границу по фальшивым документам, а спокойно сидите у меня в шкафу? И как она на это отреагировала?

Карабас засопел и отвернулся.

— У меня нет жены, — буркнул он.

Вспомнив рассказ Лидии Петровны, я ощутила, как щеки опалила краска стыда. Антон Степанович отвернулся, подошел к окну, плечи его ссутулились.

— Простите меня, — я подошла ближе, — я сказала не подумав, простите…

Он не ответил, тогда я мягко обняла его за плечи, потому что хотела отвести подальше от окна — кто-нибудь мог заметить у меня в кабинете постороннего мужчину и заинтересоваться.

— Давно ваша жена умерла? — спросила я, ненавязчиво подталкивая Антона к шкафу.

— Да с чего вы взяли, что она умерла? — Он сбросил мои руки, и стало видно, что он вовсе не горюет, а страшно злится.

— Как? — растерялась я. — Но ведь она болела… сердце…

— Сердце! — закричал он. — Да не было у нее никакого сердца!

«У всех оно есть», — подумала я.

— Ну да, конечно. — Он внял моему красноречивому взгляду, — сердце у нее было, совершенно здоровое. Она нарочно придумала себе болезнь, чтобы не работать и не рожать!

— Так не бывает… — растерялась я.

— Бывает. — Он сжал кулаки, потому что руки сильно дрожали. — Я узнал об этом в больнице. Она случайно разбила тарелку и сильно порезала руку. Зашивали под наркозом, сделали кардиограмму, и вот… После этого мы развелись.

Это же надо, как мужчине везет на разных стервоз! Что они все к нему липнут? Жена — эгоистка и врунья, Лариса — та еще зараза… Но, однако, как это Лидия Петровна не знала о таком факте биографии Карабаса? Очевидно, это в НИИ, как в большой деревне, все про всех знают, а на банк этот закон не распространяется.

Мне стало жалко несчастного Карабаса. Какой-то он невезучий… Теперь вот в убийстве обвиняют…

— Ну-ну, все пройдет, — я погладила его по колючей щеке, — все наладится…

— Оставьте меня в покое! — Он отшатнулся и поглядел с ненавистью.

Вот мило! Кто к кому пристает, хотела бы я знать?

— Слушайте, идите вы в шкаф! — возмутилась я. — Мне, между прочим, работать надо! Это вы у нас вроде как во временном отпуске, с вас-то работу не спрашивают…

Карабас опомнился, глаза его виновато забегали.

— Ну… я не хотел тебя обидеть… понимаешь, я очень нервничаю. Сижу здесь в четырех стенах, тебе мешаю… Нужно отсюда уходить. В квартиру нельзя, это мы выяснили, и вообще деваться некуда…

— Ну, уж это ваши проблемы! — заметила я. — Вы все-таки большой начальник, хотя и бывший… у вас наверняка есть дача…

— Нет у меня дачи, она… она жене досталась!

— Очень может быть… — согласилась я, — но есть же у вас какие-то родственники, друзья… любовницы, в конце концов…

На лице Мельникова появилось выражение вселенской скорби. Он тяжело вздохнул.

— В том-то и дело! Пока ты ходила за этим, — он показал рукой на турецкие «боксеры» и колбасную шкурку, — я сидел в шкафу и думал. И понял, что совершенно никому не могу довериться. Никому, кроме тебя. Родственники в основном дальние, друзья — никакие не друзья, а просто приятели, женщины… ну, о них лучше и не говорить. Вот такой неутешительный итог жизни!

— Не нужно пытаться меня разжалобить! — На этот раз я была глубоко возмущена этой тюфяковой позицией. — Мне действительно некуда вас спрятать! Что вы думаете — у меня три квартиры, купленные на фиктивные имена с целью наживы? Да я теснюсь в одной комнатке с матерью! Мне и без вас своих собственных проблем хватает!

Я не успела излить все свое возмущение, поскольку в дверь неожиданно постучали. Замерев на полуслове, я замахала на Мельникова руками. Он вскочил со стула и бросился к своему шкафу, по дороге сбросив со стола чашку. К моему удивлению, чашка не разбилась, только по полу расплескались остатки кофе. Все-таки какую прочную посуду выпускают трудолюбивые китайцы!

Антон Степанович втиснулся в шкаф, поспешно захлопнул за собой дверцы, и только после этого я повернула задвижку на двери кабинета и громко проговорила:

— Заходите! Открыто!

Дверь медленно открылась, и на пороге возник объемистый живот, обтянутый сиреневой трикотажной безрукавкой. Вслед за животом, в качестве бесплатного приложения к нему, появился невысокий человечек средних лет с обвислыми, как у бульдога, щеками и ежиком коротко стриженных седоватых волос. Это был наш завхоз Никита Виленович Барсуков, отставной майор строительных войск.